– Селедкина?! – ошарашенно промямлил Вова К., староста нашей группы в универе, интеллигентно-благообразный мальчик в золотых очечках, строгом костюме и приличном галстуке, увидев меня в гастрономе на углу в строительной, заляпанной пятнами краски, робе и с косынкой веселенькой расцветки на голове, – Ты что, Селедкина?! Ты это как?!
– На практике я, Вова, а что? – ответила я, непочтительно шмыгнув носом.
– На какой практике? Нет у нас никакой практики?
– Вот пристал, а… Учусь я… на штукатура учусь… четыре месяца уже… а сейчас у нас практика на стройке. Ясно?
– А зачем?! – выдал гениальную фразу Вова.
– Мы летом в строяк едем, ребята позвали.
В конце марта я получила приличного вида корочки, в которых было сказано, что теперь я штукатур-маляр третьего разряда с четверками по всем предметам (даже тем, о которых я не слышала) и удовлетворительным поведением, ну это как всегда. А в конце июня мы с подружкой вылетели рейсом Москва-Надым в солнечный заполярный круг, чтобы два месяца по 6 дней в неделю с 8 утра до 10 вечера работать, работать и еще раз работать. Все в строгом соответствии с договоренностью. Вылетели мы на пару дней раньше остальных, чтобы успеть подготовить базу, разведать, как там и что, наладить отношения, навести мосты, ну и решить кучу организационных вопросов. Я была красивая, подружка – умная, мы отлично дополняли друг друга, будущее казалось безоблачным, а длинный рубль подмигивал из-за угла.
Надым оказался городом, полным сюрпризов. Построенный на песке, выложенный бетонными плитами, с минимумом асфальта, он встретил нас 30-градусной жарой и полным отсутствием встречающих. Да, это был сюрприз. Но у нас был телефон! Точнее, был у нас номер телефона, а самого телефона… нет, не то, чтобы телефонов-автоматов на улицах не было, были. Вот работающих телефонов-автоматов – тех не было. Ничего, решили мы, по адресу найдем. И с сумищами, по бетонной дороге, поплелись в направлении… Иногда нам встречались люди. В основном женщины. И были они вот такие (про 30-градусную жару помним?): при полном макияже, начесе, лаке «Прелесть», колготках в сеточку и шпильках. Это она с коляской погулять вышла. Или в магазин. Нет, ничего такого, просто за хлебом. Это нормально – как мы потом узнали.
А мы в кедах и майках, перебежками от одной чахлой тени до другой, по бетону добрались до управления. Нет, кондиционеров там не было, не придумывайте. Зато там были люди, которые обещали нам горы золотые, только приезжайте-да-работайте.
– Ну, здрасьте, – сказали мы, – это мы.
– А зачем? – невежливо ответили нам.
– Как же, мы же договаривались. Вот и телефон ваш, и адрес. Мы к вам на два месяца приехали. – бойко протараторили мы.
– А зачем?
– Работать. На стройку. Штукатуры-маляры мы. Мы же договаривались, – уже не так бойко пролепетали мы.
– А зачем? – в очередной раз задали нам сакраментальный вопрос.
– Да вы что?! – отбросив условности заорали мы, – через два дня наши прилетят, 30 человек, вы же нам билеты оплачивали на самолет!
– Нда?… Люд, – спросили они в трубку, – мы 30 билетов оплачивали?… А зачем?… Аааа… Девчонки! Мы вспомнили! Вы же маляры! Все нормально, приступайте.
– А жить где? – успокаиваясь спросили мы.
– ?… Люд, а жить где?… Аааа…. Девчонки, пока в гостинице поживете, а потом мы что-нибудь придумаем.
– А поесть? – нагло спросили мы.
– Люд, а с едой что?… Аааа… Девчонки, талоны на питание получите. Да вы не бойтесь, все хорошо будет.
На следующий день нам выделили под жилье кусок недостроенного детского сада: несколько комнат с голыми стенами и бетонным полом. Мы пошли в магазин, купили краски и разрисовали стены. На своей я нарисовала синее море, белеет парус, буревестника и остров с пальмами в кадках. К приезду наших все было готово.
На работу нас возили на открытом грузовике. Там вообще, кроме грузовичков, транспорта не водилось. Хотя, нет, еще трактора были. Это нас не смущало. Мы в грузовичке спали. Вообще, у меня было такое чувство, что все два месяца в Надыме мы спали только в этом грузовике, утром, когда ехали на работу, и вечером, когда с работы возвращались. Больше просто некогда было. Мы реально работали с 8 до 22, а вечером, точнее уже ночью – дискотека в детском саду под магнитофон. Все же молоды были, что там – 18 лет. А на работе не поспишь, сделка, сроки, профилонишь – денег не будет.
Так вот, утром встанешь, робу напялишь, косыночку повяжешь – и к грузовичку, через овражек, по жердочке. Овражек, между прочим, глубокий, а жердочка – узенькая. Но это были трудности пустяковые, так себе, фигня вопрос трудности. Ну, по сравнению с тем, что обычно на стройке ждало. Ставили нас на отделочные работы: мы штукатурили, красили, клеили обои, шкурили окна и двери. Все в темпе быстрее-выше-сильнее. И никакой организации трудового процесса, как хочешь – так и вертись, кто не успел – тот без денег. Приезжаешь утром на объект и сразу к прорабу. Колоритная тетка Алевтина Васильевна. Нас сразу предупредили, что прораб полиглот, два языка знает: матерный, она на нем говорит, и русский со словарем, она на нем процентовки пишет. А тут мы, почти благородные девицы. Но ничего, привыкли. Так вот, утром сразу к прорабу, бух ей в ноги и давай мантру читать: дайте обои, дайте клея, дайте краску. Надоест ей слушать, чего-нибудь от щедрот и пожалует.
Первые пару дней мы всего боялись, от всего шарахались, и вообще вели себя непозволительно скромно. Привезли нам штукатурку.
– Куда, – говорим, – ее выгружать?
– Так на рубероид положьте, делов-то, – отвечают.
– А рубероид где взять?
– Так вон на соседней стройки своруйте.
– ?!
– Ну, не хотите, так сидите без штукатурки.
Куда деваться, пошли. Как мы боялись, это что-то! Еще бы – первое дело, страшно, однако. От тени собственной шарахались. Огородами, огородами шли. Незаметно! Вы представляете этот рубероид? Габаритный такой, увесистый рулон, не обхватишь. И мы – две былинки на ветру. Ничего, сперли. Пошла работа.
Со шпатлевкой было хуже. Ее привозили вне графика и была она нарасхват, все бригады стремились урвать себе побольше, а то жди потом, пока машина придет. Поэтому от бригады всегда выделялся человек, который сидел у дороги, пекся на солнце, ковырял в носу и свистел в час Х. Шпатлевку привозили на грузовике (кто бы сомневался!) в 200-литровых бочках. Заслышав свист, все наши девчонки хватали ведра и бегом к машине, трое-четверо залезали в кузов и, отпихивая локтями конкурентов из других бригад, ныряли в эти бочки, зачерпывая из них ведрами. То, что из бочек вылезали с головы до ног измазанные, не смущало никого уже на второй день работы.. Полные ведра по живой цепочке передавали на объект.
Обои мы навострились клеить так, что любой робот позавидует. Ни одного лишнего движения, ни одного перекоса, ни одного пузыря. За этим строго следили. Вообще, комиссия по приемке была очень строга. Прокраску батарей с изнанки проверяли с помощью зеркала, например. А какой краской мы красили! А какую дадут, такой и красили. Вот как-то выдали на объект зеленую краску и серые обои в огурцах, а внутри каждого огурца – по свечечке. Поклеили-покрасили, жуть же что получилось Мрачно, серо-зелено, н то склеп, не то притон для начинающих вампиров. И тут приходят будущие жильцы. … Мы даже испугались слегка… Ну, мне бы на их месте точно захотелось в глаз кому-нибудь дать. А эти оживились так, побродили по квартире, посмотрели, улыбнулись, и говорят: «Ой, как хорошо! У нас как раз шторы зеленые!» На вкус и цвет, как говорится…
После работы, надо было порядок навести, пол помыть, если где краской накапали – оттереть. А чем оттирать? Сметой это не предусмотрено. Вот и ходили мы по очереди на дорогу проезжую. Выйдешь на дорогу, встанешь в позу поживописнее и ждешь. А 30 градусов и ты в робе, не забываем об этом. Тормозишь трактор и просишь: «Дяденька, а вот мне бы солярочки как, а?» И в глаза дяденьке просительно-искатель-задушевно заглядываешь. Трактористы были ребята не жадные, литр завсегда наливали, не скупились. Этой соляркой и краску с себя и линолеума оттирали, и в воду для мытья пола по капельке добавляли, а для блеску для глаз невозможного.
По воскресеньям мы в гости ходили. В дружественный стройотряд. Они уже практически за городом жили. И чтоб туда дойти нам накидки ядовитой гадостью пропитанные выдавали. От насекомых всяких, в воздухе кишмя кишащих. Идешь так по тропинке, а впереди вместо человека облако из насекомых видишь, бррр. Шашлыки делали, хороводы водили, песни под гитару.
Накануне сдачи-приемки стройка преображалась прямо на глазах. Вот смотришь – руины руинами, а только моргнул, а уже все выметено, выскоблено, прибрано, деревца сажаются. Красота!
Работали мы много, есть было некогда, и концу поездки у нас скопилось много непроеденных талонов. Нам разрешили (гулять, так гулять) взять навынос все, что душа пожелает. И мы набрали… мы набрали тортов и пирожных. Какие это были вкусности… мммммм! Я таких вкусностей ни до, ни позже не ела, куда там шефам всяких метрополей. Мы ели всю ночь. Как хомяки сидели и ели, ну и плясали, конечно, с мальчиками целовались на прощание, но преимущественно ели. К утру осталось еще много не съеденного. И мы взяли все это с собой. В самолете мы тоже ели. Когда закончилось второе дыхание, мы решили: ша. И раздали оставшееся пассажирам. Пальцы облизывали все)
Сейчас, судя по фоткам, Надым совсем не такой, каким я его помню. Он вырос и похорошел. И это правильно!
Все, я начинаю говорить шифровками как Света. Чур меня 
По-моему, пропить можно что угодно. Хотя тут какая-то более сложная связь...
